12 яхт на серой поверхности реки… Яхты разные, непохожие. Большие и маленькие, сиротливой стайкой они сгрудились у стартовой линии напротив городской набережной. Первый день юбилейной, пятой по счету парусной регаты «Великая Волга». Две или три «Ассольки» на фоне огромного двухмачтового кэча «Планида» выглядят, словно его шлюпки. Слава Богу, они с «Планидой» в разных зачетных группах! Впрочем, история «Великой Волги» знала эпизод, когда в одной группе оказался 750-килограммовый швертбот микро-класса и четвертьтонник типа «Нефрит». Без комментариев… Как и прежде, у яхтсменов требуют мерительное свидетельство на их лодки, но гонки проводят по чистому приходу…

      Мы не верили, или не хотели верить скептикам, которые предупреждали – если дунет, как следует, снизу, многие просто не успеют отойти от стенки, и «корабельный лес» превратится в щепки. Волга в этом месте делает поворот, и волна разгоняется на огромном открытом участке – даже в хорошую погоду железнодорожный мост, за которым начинается новый поворот реки, еле виден. Все обращения яхтсменов, в том числе, иногородних, к организаторам регаты с просьбами подумать об организации более безопасной стоянки, оставались без внимания. Лишь в 2000-м году, который стал в истории «Великой Волги» переломным, об этом подумали. «Организовали» стоянку на турбазе в закрытой гавани под противоположным берегом и даже обеспечили буксировку. Забыв, однако, предупредить яхтсменов о том, что за удовольствие переночевать в спокойном месте надо платить из своего кармана, Но это полбеды. Оказалось, что на пресловутой турбазе никто и слыхом не слыхивал, что к ним пожалует парусная армада. После первого визита на левый берег, большинство яхтсменов на следующую ночевку осталось у роковой стенки набережной.

      На дистанциях «Великой Волги», в том числе и на ночных, никогда не было судей на знаках. Организаторы оправдывались, мол, «парусный спорт – спорт порядочных и честных людей», поэтому это – излишне. В первую же гонку почти все (!) яхты проскочили в темноте поворотный буй. С утра посыпались протесты, начались лихорадочные поиски свидетелей. Но судья на дистанции так и не появились. Справедливости ради стоит отметить, что один дежурный катер на ночных гонках ходил по огромной дистанции. Чаще его использовали для того, чтобы возить журналистов. По правде сказать, меня это радовало – ведь я не только гонялся, но и снимал ежегодно для местного телевидения «дневники регаты», в которых пел «Великой Волге» дифирамбы. Из любви к парусному спорту и гонорарам. За то, видимо, потом и поплатился. В последние два года не было и этого катера. Его заменили тихоходной прогулочной парусно-моторной яхтой «Вояж».

      Все дистанции на регате строились по принципу «Чтобы лучше было видно с берега». Яхты в обязательном порядке несли рекламу спонсоров. А коли так, значит реклама должна работать. Но это создавало ряд сложностей. Во-первых, яхты многократно пересекали судовой ход в наиболее оживленной его части – перед речным вокзалом. Если на первой регате оргкомитет согласовывал дистанцию с речниками, то на последних этого уже не делалось.

      Много нареканий вызывала и, так называемая, береговая программа. Яхты стартовали и уходили, играя роль «красивого фона» на сцене. Зато дискотеки и концерты крутили на полную мощь. Теперь уже можно с уверенностью сказать – основной постулат организаторов регаты – популяризировать таким образом парусный спорт – провалился. Тем, кто пришел потанцевать и попить пива, не было, ровным счетом никакого дела до того, что происходило на воде.

      Росло недовольство и среди спортсменов. Еще на первой регате один из лучших экипажей, получив за первое место вместо обещанных ценных призов пять бутылок водки, демонстративно вылил их содержимое за борт и на следующей «Великой Волге» не появился. С каждым годом ряды участников регаты редели…

      То, что случилось в 2000-м году, должно было случиться. А что этого не произошло раньше – всего лишь везение. Волга давала нам шанс одуматься, который мы, увы, не использовали. И тогда она показала свое истинное величие.

      Старт вечерней гонки назначили на 6 часов. Становилось душно. Небо заволакивало тучами, однако, ни в четыре, ни в пять, ни в шесть часов ветер так и не задул. Гонку отложили… Яхтсмены время от времени надоедали судьям вопросами о гоночной инструкции, на что получали лаконичный ответ – "Ничего не знаем, посмотрим, откуда задует, тогда поставим дистанцию".

      Мелькнула мысль – "А не отойти ли, от стенки, от греха подальше?", но ответ напрашивался сам собой – "Не отойти. Ветра – ноль, течение сильное, на веслах не выгрести – снесет вниз, опоздаем на старт, и, самое главное, все равно прижмет к берегу – пусть хоть немного задует". Мотора на "Инфанте" нет, да и, честно сказать, если бы и был, то все равно на гонку пошли бы без него – "Ассоль" чувствительна к каждому килограмму веса, а "Ветерок" с топливом потянет не на один десяток! К тому же, имея самую малую осадку, мы стояли ближе всех к берегу. За нами в корму завязаны два четвертьтонника.

      Смеркалось. В восемь часов опять не дали старт. По берегу поползли слухи об отмене гонки. Уехала дежурная "Скорая помощь". Снялись и ушли два "амура" ГИМСа, которых, почему-то многие принимали за спасателей. Как потом выяснилось, по договору с оргкомитетом регаты инспектора должны были охранять порядок на воде до 20-00. Предполагалось, что к этому времени все мероприятия дня должны быть завершены. А спасение утопающих, если таковые, не дай Бог, будут, вообще не их, а известно чьих рук дело.

      Напряжение на берегу росло. За Волгой, выше по течению, сверкнула первая молния. На очередной вопрос о дистанции главный судья Галина Кузнецова с раздражением ответила: "Не видишь, ветра нет, ты что, первый год на Волге?»

      Кто-то поблизости дернул подвесной мотор. Чуть качнулись и сначала неуверенно, потом сильнее, зашумели кроны деревьев. Заскрипели лебедки, засуетились матросы на яхтах. Медленно поползли вверх по мачтам треугольники парусов. По воде побежала легкая рябь, от которой на наших глазах с ост-норд-оста, из под длинного автомобильного моста стремительно выросла белая стена и понеслась на нас.

      – Отходим! – крикнул я, и мы побежали на лодку .Белая стена внезапно исчезла, не дойдя до нас каких-то полторы сотни метров.

      – Всем капитанам – на берег, смотреть гоночную инструкцию! – раздался резкий голос Галины Кузнецовой. Но мы и не собиралась этого делать.

      Все, что случилось дальше, уложилось в десять минут безумия.

      – Одеть жилеты, грот вира, берем рифы сразу! – Мы были уже на лодке. На соседних яхтах во всю хлопали паруса. Над Волгой разнесся тревожный звон рынды – начинали стартовую процедуру. Стартовая линия была совсем рядом, метрах в пятидесяти от берега, но она будто провалилась в темноту. Вода стала черной, а небо – свинцово-синим. Но самое страшное было в том, что небеса и вода были четко разрезаны белой линией, которая теперь неслась на нас уже с юго-запада. Ветер стремительно развернулся на 90 градусов и задул с бешеной силой четко против течения. "Вот оно – то, чего так боялись!" – пронеслось в голове. Но ЭТО было не ТО. ТО было гораздо страшнее.

      Волна росла на глазах. Яхты, завязанные за нами, в суете вирали паруса, матросы на ближней из них второпях пытались отдать носовой. Топора под рукой ни оказалось ни у нас, ни у них. На отшвартовку ушли драгоценные секунды. Когда, наконец, четвертьтонник отвалил, "Инфанту" стало стремительно разворачивать лагом к стенке. Мощный кормовой якорь тащило против течения так, будто его увлекала гигантская рыба. Я попытался на нем подтянуться (как раз отдали носовой). Рифленый наглухо грот уже неистово метался над палубой, гик того и гляди выбросит кого-нибудь за борт. Все же нам удалось отойти. Снова зазвенела рында. Дали отмену гонки.

      Отвязавшиеся в последнюю очередь яхты образовали толчею. Волна продолжала расти, черные валы обрушивались на борта лодок, сбивая их в кучу. На нас со скрежетом навалил алюминиевый "Ал-550". Мгновение – и спутались ванты. Треск, звон – и нет наветренной краспицы. Один удар волны, яхту бросает на стену, мачта летит за борт... Оглушительный удары грома прямо над головой, ослепительные вспышки молний, при который видна искромсанная беснующимися волнами кромка неба. Волна растет! Каждый новый вал бросает «Инфанту» на полутораметровый бетонный приступок, а то и приподнимая ее над ним, и тогда корпус бьется о стальные трубы-релинги, площадку! Зрители на берегу в ужасе разбегаются. Прыгаю, теперь надо попытаться удержать лодку. Ведь должно же ЭТО сейчас кончиться! Хвататься руками за пляшущие носовые релинги "ассоли" – чистое безумие. На помощь приходят какие-то ребята, наверное, яхтсмены. Вместо отпорника в ход идет обломок моей мачты и чье-то весло, но все бесполезно – весло ломается, как спичка. Волна растет!!! Рядом, с грохотом падает мачта разбивающегося у стенки четвертьтонника. Она режет трубы ограждения, поднимая тучу искр. Оглядываюсь – прибило несколько яхт, их мачты сцепились и вот-вот рухнут. "Инфанте", похоже, уже ничто не поможет. Воет ветер, свистят снасти, бьет молния, гром глушит крики, огромные валы обрушиваются на бетонную площадку, грозя свалить с ног. Между ними видны страшные впадины, которые, кажется, вот-вот обнажат дно – здесь мелко, и потому и без того крутые волны превращаются в настоящие "стенки"!

   
   Впервые за 18 лет парусной жизни мне по-настоящему страшно. Страшно оттого, что волна все еще растет!!! Ветер не ослабевает, а только усиливается. Что это – конец света?! В бессилии останавливаюсь перед обрушивающимися волнами.

      И в этот момент произошел перелом в событиях, который вывел меня из оцепенения. Откуда-то с берега к воде бежал директор парусной регаты Александр Вавилов. Выкрикивая что-то на ходу и отчаянно размахивая руками, Вавилов на глазах у изумленных яхтсменов перемахнул через ограждение и прыгнул на борт "Нирваны", которая билась в конвульсиях у стенки, постепенно погружаясь в воду. Мгновение – и он уже на другом борту.

      – Стой!!!
– Сумасшедший!!!
– Уходи оттуда!!! – несутся крики с берега, но Вавилов, видимо, не слышит. На глазах у всех Александр Вавилов перешагивает через леера "Нирваны" и ногами (!!!) пытается оттолкнуть наваливший на него полутонник ЛЭС-31 "Марабу". В этот момент очередная волна откатывается назад, оттягивая "Марабу" за собой. Ноги у Вавилова разъезжаются, по берегу проносится дружное "Ах!", и на глазах у всех Саша летит в пропасть между бортами яхт, успевая, однако, в последний момент зацепиться за ватервейс полутонника. И тут подходит новый черный вал, и яхты начинают сходиться!!!

– Ныряй!!! – ору я истошным голосом вместе с другими. Вавилов отпускает руки и исчезает в зияющем провале между яхтами. Раздается оглушительный треск.
…Долго мы сверлили глазами черную бурлящую воду. Вокруг продолжало что-то падать и рушиться, но нам было уже все равно.

Вдруг над волнами показалась голова
– Живой!!! - заорали сразу несколько голосов.
– Скорее, плыви к берегу!
– Быстрее, сюда!

Сделав усилие, тонущий директор дотянулся-таки до бетонной стенки, но сил выбраться на нее у него явно не хватило. Видимо, его все-таки придавило корпусом яхты... Матросы с судейской яхты "Вояж" Коля Мищенко, Игорь Лебедев и фотограф Саша Курков бросились на помощь. Саше удалось схватить Вавилова, но волна откатилась, и удержать утопающего на весу оказалось невозможно. Вавилов рухнул вниз, едва не утащив Куркова за собой. Накатившая волна накрыла его с головой. Коля прыгнул, волна снова откатилась. Вавилова нигде не было видно.

      Набежавшая волна окатила меня с ног до головы и подействовала, как отрезвляющий душ. Героизм и идиотизм – разные вещи. Один "герой" прыгнул спасать яхты, и теперь все, кто был рядом, спасают его самого, рискуя погибнуть. Сколько людей утащит эта цепочка?

Коля выбрался на берег.

– Бесполезно…– кажется, он сказал именно так. А может быть, и не сказал. Сейчас уже точно не вспомню. Но смысл был очевиден.

Сколько мы ни всматривались в воду, Вавилова не было. Верить в худшее не хотелось, но, казалось, все тогда думали, что его больше нет, и что он будет не последним в этот день... Молнии продолжали озарять вспышками горизонт, гром гремел над головой. Где-то вверху, позади себя услышал треск. Обернулся и увидел, как угрожающе раскачивается мачта четвертьтонника... Я успел отскочить и спрятаться под защиту бетонного парапета. Мачта рухнула точно на него. В этот раз даже не успел испугаться, выскочил из укрытия.

– Все целы?
– Живые!

Как выяснилось потом, эта мачта вскользь зацепила девушку с волгоградской яхты в тот момент, когда она вытаскивала из воды упавшего ребенка. Об этом на следующий день мне рассказали ребята из ее экипажа, сама она скромно отмалчивалась. Кто-то был рядом, видел этот момент. Помню, звали ее Татьяна. После травмы она угодила в больницу, откуда сбежала на следующий день, чтобы продолжить гонку...

      Кажется, первым увидел Вавилова Михаил Жданов. Я еще не знал, каким он его обнаружил – живым или мертвым, но помчался туда, где чья-то фигура отчаянно размахивала руками, показывая на воду. Директора регаты заметили метрах в пятидесяти выше по течению, недалеко от берега. Видимо, туда его вынесло волнами. Каменная стена набережной в том месте имеет высоту больше трех метров, поэтому представить себе, как на нее можно вытащить человека, почти невозможно. Я увидел Вавилова – голова его периодически скрывалась под водой. Видно было, как Саша пытается идти по дну на мелководье, но попутные валы "глушили" его со спины. С воплем "Держись!", который походил, скорее, на глас вопиющего в пустыне, развернулся и помчался назад, за помощью. Пробегая мимо "Венты" увидел, как ее экипаж спешно выбрасывает на берег из своей тонущей яхты вещи.

      – Круг, скорее бросьте круг!!! – завопил я. На берег полетел спасательный круг, я схватил его и побежал обратно. Рядом со мной оказался рулевой волгоградского "четвертьтонника", звали его Алексей. Как выяснится потом, его ребята, на свой страх и риск, без приказания, успели увести яхту в море в то время, когда шкипер сошел на берег за гоночной инструкцией. Алексей уже держал наготове веревку, на бегу завязали ее за круг и бросили Вавилову. Было видно, что Саша держится из последних сил. Едва просунув руки , голову и плечи в круг, он, похоже, отключился. Нас на берегу было уже пятеро – кажется, Курков, Жданов, Мищенко и мы с Алексеем. Дотянули Вавилова до берега и с трудом вытащили его из волн. Словно мешок, перевалили его через парапет.

– Саша, ты нас слышишь?
– Да, но ничего не вижу,- выдавил Вавилов, - кажется, я потонул немного.
– Шутит, значит, оклемается,- сказал кто-то. Побежали за "скорой" (почему, черт возьми, уехала дежурная?!!). Но "скорая", к счастью, не заставила долго себя ждать. Вавилова погрузили в карету и увезли.

      Тем временем, ветер стихал, волна стала заметно меньше, дождь прекратился. Стало холодно. Из одежды – только шорты и рваная майка с надписью "Великая Волга". Все мокрое. Еще раз оглядел "поле битвы". Все было хуже, чем я думал. Переломило пополам старейшую на Волге яхту "Лада" 1906-го года постройки. Буквально разорвало на куски "Гею" ("Ассоль"). "Инфанту" залило водой уже полностью, крышку ахтерпика сорвало. Я не стал смотреть на это. Оставалось ждать утра и подсчитывать потери. Пытаться добраться до затопленной "Инфанты" в темноте было бессмысленно. Товарищ по яхт-клубу, Андрей Иванов, вызвал с работы дежурный УАЗик. На нем уехали по домам.

      Утром спасательные работы начали раньше, чем планировалось. Уже на подходе, издалека, я увидел, как мощный кран вынимает из воды мою «Инфанту». Я скинул ботинки и помчался к ней изо всех сил. Клянусь, никогда в жизни я так быстро не бегал!

      Увидев яхту вблизи, я чуть не расплакался. Борта даже не пробиты, а проломлены в нескольких местах, палуба искромсана, обломок мачты болтается на вантах, гик согнут в букву «зю»… «Инфанту» положили прямо на асфальт на нижнем ярусе набережной. Изо всех щелей хлыстала вода… Информация поступало постепенно. Главная новость оказалась утешительной – никто не погиб. Были раненые. Полностью затонули пять яхт («Нирвана», «Гея», «Лада», «Марабу» и «Семь ветров»). Серьезно пострадали (а фактически, были разбиты) «Мегера», «Вента», «Ал-550» и наша «Инфанта». Повреждения получили «Тип-топ» (побит корпус) и еще одна «Ассоль», у которой не было названия, (погнута мачта), а также легкий швертбот микро-класса (проходил под названием «BMS» - повреждения корпуса). Порваны паруса на нескольких яхтах (так, на «Ослябе» порвали грот). В общей сложности, половина флота выбыла из борьбы).

      Александр Вавилов находился в больнице и на регате в тот день не появился, как, впрочем, не появился он и после, хотя выписался еще до окончания соревнований. В тот момент никто и не думал предъявлять ему какие-либо претензии – скорее, напротив, желали увидеть его живым и здоровым. Но даже после завершения регаты Александр Вавилов предпочитал избегать появления на публике. Не хватило духа выйти к яхтсменам и признать, что в том, что случилось, есть и доля его вины? Не хотелось публично признать, что «опытная судейская коллегия» оказалась такой же беспомощной перед лицом стихии, как и те яхтсмены, которые во-время не отошли от стенки и которых, за это теперь считают безграмотными? Не хотелось слушать упреки в свой адрес в том, что штормовое предупреждение, которое было получено, не довели до слуха яхтсменов (пусть даже и «неопытных», которые положились на опыт и знание организаторов? Понятие хорошей морской практики включает в себя и умение признавать свои ошибки, чтобы в будущем их не повторяли другие. Как владелец яхты и рулевой я в который раз готов заявить – этого могло бы не случиться, если бы:
1). Мы взяли в гонку мотор
2). Не полагались на «профессионализм» судей, вместо отмены по штормовому предупреждению дающих начало стартовой процедуры, а плюнув на все, ушли бы с регаты.
3). Не пошли бы на нее вообще, так как все на «Великой Волге» - начиная от опасной стоянки, кончая отсутствием спасательной службы и даже судей на знаках, рано или поздно привело бы к катастрофе. Яхтсмены, будьте бдительнее!